Год назад над горышенской округой вновь засиял божественный свет. На освящение и установку креста на куполе Никольского храма приехала из Твери наша землячка, архитектор-реставратор Г.П. Лебедева. Эти места ей особенно дороги.

– Галина Петровна, Вы более 20 лет имеете непосредственное отношение к восстановлению храмов на родной Селижаровской земле. Что движет Вами: чисто профессиональная деятельность или желание прикоснуться к прошлому, воссоздать его для потомков?
– Отвечу второй частью вопроса. Мы сегодня мало интересуемся, даже в школах, краеведением, а это мотивация к хорошему, вечному, хотите –смысл жизни.

– Какие видятся сложности в восстановительном процессе?
– Разрозненное, непостоянное финансирование. Программы формируются непоследовательно, объект не доводится до конца. В последние годы – частые изменения правил работы на объектах, я имею в виду конкурсы и излишние сложности с согласованием документации и получением разрешения на производство работ. Если коротко, то это бюрократическая волокита, юридические проволочки.
Сегодня не знают, что делать с ветхими многоквартирными домами – памятниками архитектуры. По закону сносить их нельзя, частнику выкупить не под силу: много прописано людей. Вот и разрушается наше культурное наследие, что и происходит в одном из интересных приозёрных городов области – Осташкове.

– Что выхватывает глаз профессионального архитектора при виде памятников старины?
– Уникальность объекта. Особый интерес вызывают более ранние, потому что они редкие сами по себе. Конечно, выделяешь мастерство автора, а оно, надо сказать, вещь очень редкая. Как вот Н.А. Львов, наш земляк, творивший на Торжокской земле: Борисоглебский собор и колокольня в Борисоглебском монастыре, дворянские усадьбы Торжокского района. Его звали великим палладианцем, работавшим в итальянской манере, хотя сам был самоучка. В родном Селижарове оказались построенными два дома по проекту великого архитектора К.И. Росси – те, что с колоннами по улице Ленина. История интересная, и для меня ещё не разгаданная. Один из домов, где библиотека, как мне говорила мама, до революции принадлежал Бокаревым. А с Галей Бокаревой я сидела за одной партой в старших классах и потому проявляла особый интерес к этим домам, пока не узнала, что в период работы К.И. Росси в Москве у него был одним из помощников архитектор Бокарев. Правда потом, проверяя этот факт, фамилия чаще была указана как Бакарев.

– Расскажите о своих детских и студенческих годах. Слышала, что учились вместе с А. Макаревичем…
– Детские годы послевоенные. О достатке не думали – его просто не было, но зато был всеобщий оптимизм и вера в хорошее, светлое. И вот на этой вере после фильма о молодой архитекторше рванула в Московский архитектурный институт. Впрочем, заложено всё было глубже, с воспитанием. Я росла, а в это время старшая сестра Аля (Алевтина Васильевна Козлова, потом Степанова, была студенткой лесотехнического института. Как мы любили друг друга!) И я уже тогда понимала, что после школы буду учиться, как и она, в институте. Аля, в свою очередь, шла за дядей Володей, который после войны защитил диссертацию и заведовал кафедрой электротехники при авиационном заводе Королёва. Ну а у дяди Володи был дед Матвей из Ольхова, который воспитывался у барыни, получил хорошее образование по тем временам и так же строго относился к воспитанию своих внуков.
В институте кроме знаний по искусству и архитектуре прививали очень добрые отношения ко всему, что создано человечеством в деле архитектуры, а она складывается из трёх составляющих: польза, прочность, красота.
Да, Андрей Макаревич учился двумя курсами младше. Бегал худенький, вечно улыбающийся. Но мы уже знали, что он Макаревич и был известнее, наверное, своего дяди, который преподавал освещение и акустику в нашем же институте.
В 1975 году я окончила институт, факультет градостроительства. На последнем курсе прошла специализацию на новом факультете реставрации. Оказалось, что страна не планирует больше строить новые города. Назревала реконструкция как старых зданий, так и отдельных районов в городах, а вместе с этим и реставрация памятников архитектуры.
Распределилась в Калининскую реставрационную мастерскую, она только организовывалась. Вернее, нас с подругой рекомендовал преподаватель профессор Л. В. Андреев. Тогда уже были приняты государственные программы по реставрации Торжка, Осташкова, Торопца, Кашина и Вышнего Волочка. В этих городах были организованы реставрационные участки, и проектирование вели московские архитекторы. В области возникло желание организовать свой проектный отдел. Так родилась КОСНРПМ (Калининская областная специальная научно-производственная мастерская). Там я проработала 40 лет, до 2015 года.

– На тот период как раз приходится и реставрация культовых объектов в Селижаровском районе?
– Да. В 1980-е годы как уникальную постройку и одну из первых каменных в старых монастырях Селижаровскую трапезную включили в план реставрации. Мы с бригадой обследовали ее до кирпичика изнутри и снаружи (внутри кладка выполнена из булыжника). Нам повезло обнаружить остатки почти каждого первоначального проёма, мы смогли подтвердить и доказать их восстановление. Утраченной, к сожалению, оказалась шатровая церковь с востока: вероятно, подвержена разрушению из-за близости берегового склона. Построена она была по одному типу с трапезными в Успенском Старицком и Макария-Калязинском монастырях. По сохранившимся под карнизом с юга нескольким керамическим декоративным плиткам было установлено сходство трапезной и с постройками Отрочь монастыря в Твери. Проект по восстановлению трапезной Селижарова монастыря теперь входит в статьи по реставрации архитектурного наследия.
Как ни удивительно, но именно на родине меня ждал самый настоящий реставрационный объект – и древний, и полностью перестроенный, и сохранивший много следов для его возрождения. Перед этим и во время реставрации трапезной в работе были все корпуса Ниловой пустыни. Как ведущий специалист я почти сразу возглавила бригаду проектировщиков, а поэтому не могу заслугу приписывать полностью только себе. Мне всегда везло на взаимопонимание в коллективе.
И было ещё чудо в жизни. Проезжая в начале 2000-х мимо Успенского Старицкого монастыря, я с сожалением подумала, что за свою жизнь не отреставрировала таких значительных объектов, как этот монастырь. Вскоре из Москвы приехал заказчик от фонда Возрождения Успенского монастыря, возглавлял который член правительства В.Б. Христенко. В течение 10 лет я была ведущим архитектором по восстановлению этого монастыря.
Ну а колокольня в Селижарове возникла на своём старом месте по счастливому стечению обстоятельств. Заинтересованность и поддержка главы района А.А. Титова, художественное образование и мастерство отца Сергия способствовали достойно выполнить в то трудное время весьма сложный по архитектуре объект – в 24 колонны.
При проектировании колокольни тоже было везение: габариты указаны в архивных документах, построена по одному проекту с колокольней Смоленской церкви в Ржеве. У нас в мастерской к тому времени были сделаны обмеры Ржевской колокольни, поэтому смогли подогнать их под нужные размеры в Селижарове и с большой точностью воссоздать деталировку. Это ускорило и разработку проекта, и согласование его в органах охраны.
Нашли в Тверском архиве и проект часовни на Оковецком святом ключе. В натуре сохранились её фундамент и цоколь. Выполненный в саженях старый проект мы привязали к существовавшему фундаменту и пересчитали в метрах. А потом были годы работы на Оковецком храме с Сергеем Жукопцовым. И дошла очередь, не передать, какая радость, до храма Николая угодника в Горышине. Там похоронены мои предки Суриковы по маминой линии и особо уважаемый нами прадед Матвей, воспитавший один с 35-ти лет троих детей: две жены умерли при родах, третий раз не женился. Спрашивал совета у батюшки, он сказал: если хочешь хоронить третью, то женись. Прадед воспитывался у барыни до 22 лет, был очень грамотный, в доме было много подписных изданий, сам переписывал на древнеславянском языке евангелие, был народным заседателем в Земском суде в Селижарове. В Горышине большой некрополь ХIХ века, где захоронены военные чины тех лет и, как говорили, государевы люди.

– История, созданная в камне, надолго остаётся для человека неопровержимым фактом…
– Наша история, запечатлённая в камне, как я увидела, не такая старая и немногочисленная. Каменное строительство на Руси началось после татарского нашествия. До этого города строили деревянные. Поэтому закон об охране памятников, принятый в 2003 году, может, и не совсем совершенен, но призван хранить как можно бережнее крупицы истории. Вот и памятники Великой Отечественной войны. Сколько дотов, дзотов, противотанковых рвов, не говоря о братских могилах, стоит на охране?! На местах ведь не всё охраняется, они как будто мешают при выделении земель. А ведь это следы героизма на нашей земле. В Кашине их нет, Селижарово пережило нечеловеческие усилия в борьбе с немецким бесчинством.

– Чем занимаетесь кроме оказания консультационной помощи в реставрации культовых объектов?
– Консультировать я как бы не могу. Как архитектор-реставратор первой категории должна получить разрешение в Управлении по охране памятников Тверской области на разработку проектной документации по сохранению объекта культурного наследия. И только после согласования разработанной документации выдаётся разрешение на проведение реставрационных работ под надзором автора проекта. Недавно Министерство культуры аттестовало меня государственным экспертом по проведению государственной историко-культурной экспертизы по Российской Федерации, т. е. имею право проводить экспертизы проектной документации по сохранению объектов культурного наследия.

– В семье кто-то пошел по Вашей стезе?
– Сын в детстве говорил, что будет созидать. Участвуя в конкурсе «Пионерской правды», за проект «Школа будущего» был премирован путёвкой в Артек. Окончил Ленинградский инженерно-строительный институт и теперь уже там, правда, не сразу, в должности заместителя генерального директора справился с постройкой элитного дома (дорогой по материалам, технологии и архитектуре) в центральной части города, а в разработке этого проекта непосредственное участие принимала дочь Ксения (на снимке, в Ниловой пустыни). Она окончила тот же институт, но факультет архитектуры. Ну и внуки «заболели» историей, искусством. В этом году внучка окончила художественную школу и планирует поступать в архитектурный институт.
Архитектура – физически и психологически тяжёлый труд, требующий ещё и много времени, особенно сейчас. Поэтому и муж привлекается в помощь. Он первым освоил компьютерную программу по черчению, научив потом меня. Может вычертить обмеры, но от небольшой грамотности в этом направлении делает по своему вкусу, что чаще не приветствуется мной.

– Над чем трудитесь сейчас?
– У нас небольшая семейная проектная фирма, я генеральный директор. Закончили с дочерью Проект зон охраны Житенного монастыря в Осташкове, там намечается строительство нескольких объектов. Позади разработка проектов реставрации с приспособлением хозяйственных построек Путевого императорского дворца: кухонный флигель и оранжерея. Проекты прошли экспертизу у трёх экспертов. Веду архитектурный надзор по реставрации областного музея, заканчивается проектирование по корпусу музея Тверского быта.
Есть предложение принять участие в экспертировании выявленных памятников архитектуры по Ленинградской области, но придётся, вероятно, отказаться: сроки маленькие, да уже и возраст. Я должна «помочь» ещё и дорогим мне памятникам в родном Селижарове.

Надежда РОМАШОВА.
Фото автора
и из семейного архива Лебедевых