Ещё живут в Селижарове люди, которые хорошо помнят этого человека – Николая Ивановича Демидова. Его жизнь тесно соприкоснулась с историей страны. Мальчишкой был пионером, потом комсомольцем, героически защищал Родину, дошёл до Праги, затем трудился на разных должностях, связанных с финансовой работой. Ушёл на пенсию, будучи главным бухгалтером «Сельхозтехники». С женой Марией Георгиевной (опытной и доброй акушеркой роддома) вырастили и воспитали двух дочерей Валентину и Надежду. Это была дружная и счастливая семья.

Казалось бы, вот и всё об этом скромном жителе Селижарова. Но какая огромная внутренняя работа незаурядного человеческого ума открывается перед нами в его воспоминаниях о прожитых годах. Писал Николай Иванович, когда ему было 68-70 лет. Его записки – это две толстые тетради, в которых достоверно, подчас скрупулёзно и отнюдь не без таланта воссоздана жизнь автора, его родных и знакомых, а в целом всего поколения. Не стало Н.И. Демидова в 1994 году. Его дочь В.Н. Семёнова предоставила воспоминания отца, посвящённые истории Селижаровского Воскресенского приходского храма.

Родился я 3 февраля 1914 года, а в сентябре отца призвали в армию, шла Первая мировая война. Моя мать с детьми осталась одна, очень трудно ей было. Дом, в котором мы жили, совсем развалился, в нём оказалось опасно находиться. Мать пошла к благочинному – священнику Петру Звереву и попросила взять её уборщицей Воскресенской церкви и сторожки. Он согласился. Семья перебралась в большой дом – сторожку. Он был первым от колокольни со стороны реки Волги – это примерно на месте дома № 12 по улице Тихомирова.

Матери приходилось много работать: натопить сторожку, натаскать дров, воды для крещения и для верующих; во время свадьбы приготовить невесту к выходу в церковь, «под венец»; после службы погасить лампадки, вымести пол, запереть церковь, а ночью раза два-три обойти её кругом.

В начале 1917 года отец вернулся домой. Он стал сторожем, истопником и звонарём в церкви. Через два года родился мой брат Володя. В Великую Отечественную он пропал без вести, где похоронен, мы так и не узнали.

1922 год был голодным, не хватало зерна для посева, его закупали за границей за золото, поэтому у власти возникла идея использовать на эти цели церковные ценности. В апреле 1922 года к церкви подъехала подвода с большим ящиком, охраняемая двумя солдатами. За ней шли председатель волисполкома, настоятель Пётр Зверев, эксперт, двое рабочих. Из церкви вынесли крест, чашу и ещё какие-то предметы. Ящик забили, положили две сургучные печати и под возгласы возмущённой толпы уехали. Правда, изъято было не всё, некоторые серебряные вещи оставили, в том числе нагрудный крест священника Петра Зверева.

Отцу приходилось много работать. Звонил он отменно. Нужна была музыкальность и сила. Всё это у него было. На звоннице впереди висели два колокола, которые вели мелодию, ещё два колокола – альты, а с боку было тоже два – тенора. На втором ярусе колокольни висел средний колокол – баритон. От него шла верёвка вниз к доске, на которую отец нажимал правой ногой, и колокол издавал звук. Итак, в правой руке – четыре верёвки, в левой – две, под ногой – доска.

Был твёрдый порядок, когда и как звонить. К вечерней и утренней службе звонили 3-4 минуты в большой колокол, а к обедне (литургии) – во все колокола. В большой колокол приходилось звонить и мне. Трудно было осенью и зимой. Страшно лезть в темноте по крутой лестнице вверх, сквозняк пробирал до костей. От колокола второго яруса на землю была протянута верёвка. В случае необходимости (пожар, кража и другие какие-либо происшествия) звонили в этот колокол.

Церковь несколько раз обворовывали, но воров не нашли, они работали по ночам и много взять не могли, так как отец делал через 3-4 часа обход, и это было опасно.

Воскресенский храм отапливался гофманской системой – под церковью в большом помещении стояли две печи, по специальным каналам тепло шло вверх. В сутки эти печи пожирали один кубометр дров, а в морозы – до полутора.

Закрытие церкви состоялось в конце мая – начале июня 1936 года. Стало как-то непривычно – ни звука колоколов, ни подвод крестьян в воскресенье и церковные праздники на улице, ведущей к церкви. Улицу тогда называли «Погост Воскресенский», потом «Тракторная», а теперь имени Тихомирова, Героя Советского Союза.

События развёртывались быстро, не прошло и трёх дней, как сняли (вернее, сбросили) с колокольни колокола, расколотили их и куда-то отправили по железной дороге. Сказали, что будут взрывать колокольню. Я всё время думал, как уберут такую махину. А оказалось очень просто. Подломали один бок, забив его шпалами, потом шпалы подожгли, и колокольня рухнула в заданном направлении. Ничего не скажешь, это было сделано искусно. Затем хороший кирпич увезли, а остатки разровняли.

Потом Максим Зубков начал снимать большой крест с купола церкви. Крест был окрашен яркой бронзовой краской и в солнечную погоду виден за 6-8 км. Казалось, перед Зубковым стояла невыполнимая задача. Надо было сначала по деревянной, а дальше по верёвочной лестнице забраться на купол и подпилить крест. Зубков выполнил эту работу не хуже верхолаза. Под мёртвую тишину большого количества любопытных он быстро добрался до креста, привязал к нему верёвку и начал подпиливать. Минут через 30 снизу дёрнули за верёвку, и крест упал на нижнюю крышу церкви, проломив её. Когда всё оказалось на земле, милиция ушла, женщины бросились целовать крест, утирая слёзы и громко причитая.

На следующий день в два выставленных окна начали выкидывать иконы и другие церковные вещи. Возмущению верующих не было предела. Какими только словами не оскорбляли рабочих. Кидались в них камнями и битым кирпичом. Выброшенные иконы подбирались женщинами всех возрастов. Моя мать тоже взяла икону средних размеров. Она повесила её в нашем доме и каждое утро на неё крестилась. Дней шесть очищали церковь, пока на полу и стенах ничего не осталось. И вот, вместо верующих и Богослужения, в церкви начали летать воробьи и галки.

Одновременно с церковью закрыли и кладбище около неё. Хоронить стали на горе. С тех пор в наших местах говорят: «Мне на гору ещё рановато».

Борьба с религией достигла наивысшего предела. Коммунистов, комсомольцев (я тоже был коммунистом), работников милиции, НКВД, райисполкома и прочих строго наказывали за крещение детей, похороны с попом, венчание в церкви, за вывешенные в доме иконы.

У нас дома висели три иконы. После проверки меня вызвали в райком и велели, чтобы я домашний иконостас ликвидировал. Я сказал, что это иконы матери, вот ей и приказывайте. «Матери, матери, – ответили мне, – а ты что, в доме не хозяин, не мужик? Надо доказать ей или просто снять». Мать со слезами убрала иконы, оставив одну небольшую, и повесила её в углу, за лежанкой…

В записках Н.И. Демидова тщательно начертан интересный для нас, потомков селижаровских прихожан, план территории Воскресенской церкви.

В настоящее время, благодаря нашим подвижникам, храм восстанавливается: укреплены стены, покрыт и покрашен купол, воздвигнут сияющий крест. На Пасхальной неделе и в некоторые праздники здесь проводятся молебны.

Подготовила Галина ОСИПОВА