Григорий Мирошниченко

(Из книги «На перекрёстках смерти и огня»)

ПРОДОЛЖЕНИЕ…

Киреев по натянутому Довбней канату, как цирковой артист, обхватив его ногами, перебирая руками, стал быстро и ловко продвигаться к быку. Все замерли. Я засёк время: сколько потратит он на эту опасную, рискованную переправу? О том, что Киреев переберётся туда и обратно, у меня сомнений не было. Но не сорвётся ли якорь? Не оборвётся ли непроверенный составной канат? Вспомнив, с какой силой натягивал его Довбня, завязывая за столб, я почувствовал уверенность, что всё будет в порядке. И всё же, наблюдая за действиями Киреева, мысленно твердил, шевеля губами: «Держись, парень, держись… Быстрее, быстрее…» и, глядя на часы, считал минуты: «Четыре… пять… шесть…»

Вдруг огромное бревно вздыбилось в неспокойном заторе на водосливе. Все ахнули и замерли в ужасе. Страшная опасность нависла над Киреевым: свались бревно на канат, он оборвётся, и смельчак неотвратимо рухнет вниз. Машинально подняв руку вверх, я произнёс:

– Только тихо…

Киреев, заметив поднявшееся бревно, остановился лишь на мгновение, затем решительно двинулся вперёд, всё убыстряя ход к танцующему бревну. Приблизившись к нему почти вплотную, он только намерился оттолкнуть его в сторону от каната, как бревно, покачнувшись, соскользнуло, полетело вниз и мгновенно скрылось в общей массе бурлящей воды и древесины. Все с облегчением вздохнули. Меня же прошибло холодным потом: а что же Киреев? Он только ускорил своё передвижение по канату и вскоре осторожно, но ловко взобрался на ряж. Надёжнее перекрепив якорь, обследовал заряды в каждом колодце и, видимо, установил причину повреждения огневой цепи. Восстановив её с помощью принадлежностей, прихваченных с собою, подал сигнал: «В укрытие!», а сам поджёг фитиль у одного из активных зарядов и, оградив его так, чтобы брызгами разлетавшейся воды не загасило, поджёг бикфордов шнур достаточной длины на другом активном заряде. Затем быстро перебрался на канат и пустился в обратный путь, стараясь скорее удалиться от опасного места.

Все уже были в укрытиях. На берегу оставался лишь Довбня, который, стоя у края береговой опоры, с волнением следил за всеми операциями друга и готов был в любой момент броситься ему на помощь. Я тоже внимательно наблюдал за действиями отважного минёра и продолжал хронометрировать время, которое он затрачивал на возвращение к береговой опоре. На обратный путь по канату Кирееву потребовалось ровно четыре минуты. Выбраться на береговой устой ему помог всё тот же Довбня, который от переполнявших волнения и радости готов был нести своего друга на руках.

Через минуту оба оказались в укрытии. А спустя ещё две прогремел мощный взрыв. Выждав положенное после взрыва время, когда прекратился град падающих обломков брёвен, камня и грунта, мы вновь побежали к плотине. Мощный сплошной поток с огромной силой и невообразимым гулом завладел всем пространством между двумя береговыми устоями и занимал более 55 метров живого сечения плотины. Четвёртый ряжевый бык, уже имевший повреждения в носовой и средней части ряжа, теперь несущимся на него с невероятной силой потоком воды и брёвен, буквально «таял» на глазах, а затем и полностью скрылся под потоком.

Всё провалилось и понеслось с невероятным треском, шумом, грохотом и гулом. Мчавшиеся в бурном потоке брёвна, треща и кружась, совершали какой-то танец! Освободившись от сковывавших ряжевых быков и шлюзовых затворов плотины, колоссальная масса воды и брёвен с огромной силой ринулась в разверзшееся отверстие бейшлота. Этот треск и уханье, вырвавшиеся из ревущего и бурлящего водопада, заглушали собой артиллерийскую канонаду и взрывы авиабомб, доносившиеся со стороны фронта. В бурунах этого пенящегося и низвергавшегося страшного, раскрепощённого коричнево-чёрного потока брёвна кувыркались как спички и какой-то невероятной внутренней силой выбрасывались вверх, а потом вновь поглощались и уносились вниз по течению Волги.

Никогда не приходилось мне наблюдать столь величественной и одновременно жуткой картины неудержимого разгула стихии! И хотя стоять поблизости было небезопасно, мы с нескрываемым удовлетворением наблюдали за действиями освобождённой титанической энергии воды. То, чего не сделали взрывы, после которых ещё продолжали висеть брёвна венцов на торчащих стойках ряжей, доделал этот страшный ревущий поток воды, камней и брёвен. Бейшлот прекратил своё существование. Максимальный расход воды, надёжно сдерживавшийся столетней плотиной, был достигнут. В живом сечении прорана в бывшей плотине он составлял 19-20 тысяч кубических метров в минуту.

Мощный вал воды, насыщенный брёвнами, покатился по обмелевшему руслу Волги, заполняя его. Стоя на заминированном береговом устое, я думал: «Надо ли разрушать их? К тому, что сделано, разрушение ещё и устоев мощности потоку не прибавит». И тут же отдал команду:

– Разрядить и убрать взрывчатые вещества из обоих устоев!

(Продолжение в ближайших номерах)