Разговор накануне
Четверг, Август 26th, 2010Накануне 75-летия нашего земляка, члена Союза писателей России Геннадия Андреевича Немчинова мы попросили ответить его на вопросы и поделиться своими мыслями о прожитом, о пережитом, о написанных книгах…
— Геннадий Андреевич, каким для Вас стал юбилейный год? Чем он замечателен, и есть ли у Вас какие-то предчувствия? Поделитесь…
— Время в мои нынешние годы мелькает быстро, и сознание успевает чаще всего следить лишь за тем, что сделано и делается, остальное поневоле остаётся на обочине. Вот пример: раньше я бесконечно любил следить за сменой дней, за всеми оттенками того, что происходит в природе, красками мая, июньским простором света, июльской подступающей ночной темнотой и звёздами, которые начинают так золотиться и резко означать себя в небесах… А теперь – конечно, отнюдь не пренебрегая всем, что жизнь земли и неба – чаще всего говорю себе: сегодняшнее утро, а встаю я рано по многолетней привычке – было неудачно, написал всего страницу за четыре часа, и та – вялая, без тайны слова и глубины обобщений … Просто ужас – потерянное утро – как потерянная жизнь… А иной раз замрёшь – и думаешь, чтобы, не дай Бог, не спугнуть только что родившегося: Cпокойно …Удача…Выудил из старых запасов резкой силы наблюдение, а следом – пошёл и диалог… «Подожди, передохни, не спеши …» Нынешний год лично для меня – это три вышедших книги. Всё остальное разделял вместе со всем народом.
— Были ли у Вас какие-либо предчувствия на пороге самых важных событий Вашей жизни?
— Да, предчувствия случались, как и у любого, по-моему, человека. К примеру, я всегда понимал, что вот-вот произойдёт какой-то поворот в моей судьбе: в первой юности это было связано с дружбой, любовью, в молодости и зрелые годы – с неизбежностью перемен в работе или неожиданной сменой места жизни … С отношением к своему писательскому делу: из стремления стать профессиональным литератором и писать, издавать книги о пережитом, преображённом в искусство – подспудно приходило осознание, что это крестный человеческий путь, а не просто профессия, и что отступления уже нет. И вдруг ты, в сущности, забываешь и себя, и читателя, а думаешь лишь о том, сможешь ли выразить в слове самое сокровенное из понятого на этой земле.
Это – тоже сперва являлось только предчувствием, лишь затем переформируясь в саму твою повседневную жизнь.
— Что для Вас в данный период жизни главное?
— Главное сейчас – не терять времени и работать. Когда-то Иван Сергеевич Тургенев сказал, что жизнь всякого человека держится на одной ниточке, поэтому приходится, и это стало давно нормой, дорожить каждым часом. Хотя это, конечно, преувеличение: в моём случае я говорю о рабочих утрах, день проходит в обычной человеческой суете и в Твери, и в Селижарове, когда бываю в родном посёлке.
— Ваши любимые книги в детстве, в юношестве, кому из авторов отдаете предпочтение сейчас?
— У меня была замечательная первая учительница в годы войны, Мария Григорьевна Дегтярёва. Я часто вспоминал её в своих книгах. В её чтении и я, и весь наш первый класс, а потом и второй – услышали самые удивительные книги, повести, рассказы … Она читала их нам своим мягко-глубоким голосом, и это были незабываемые часы: «Ночь перед Рождеством”, Чехов, Толстой и Мамин-Сибиряк, Гарин-Михайловский – «Детство Тёмы”, отрывки из Пришвина и Шолохова, Сервантеса и Марка Твена …Джек Лондон и Всеволод Гаршин …Что ни читалось потом – тотчас “Да ведь это нам читала Мария Григорьевна!” С тех пор и почти на всю жизнь одной из моих любимых книг стал «Рыжик” Свирского – замечательная повесть о мальчике-сироте из Житомира. Сейчас я читаю куда меньше, чем в детстве и юности – жаль времени. Но никогда не оставляю семи своих самых близких душевно великанов мировой литературы – Пушкин и Лермонтов, Сервантес, Диккенс, Шекспир, Достоевский, Толстой… В эти дни закончил небольшую повесть о нескольких годах из жизни Пушкина, родилась она после чтения всех его уцелевших писем – в них совершенно живой Пушкин, с его дыханием и голосом, сбитыми каблуками его сапог, потому что он много любил ходить пешком .. С его преданностью дружбе и любовями… Говорить о его стихах и прозе не надо – их нужно читать.
— Каким Вы стараетесь быть в общении с людьми, и каково оно у Вас с близкими?
— В разные годы отношения к людям складывались по-разному. В юности – бесконечная открытость души в общении с друзьями. Разговоры, письма, та близость, когда ты словно забываешь себя, растворяясь в общем чувстве, вызванном каким – то событием, прочитанной книгой … Так было у нас с моим учителем Иваном Ивановичем Смирновым – одним из самых замечательных людей, каких я встретил в жизни. С возрастом и опытами души и тем наносным, что неизбежно приносит жизнь — ты иногда резко отстраняешься от того или иного человека, который вдруг не выдержал испытания дружбой или обидел холодом души, зачерствевшей в житейских испытаниях…Теперь же я чаще молчу и слушаю, чем бросаюсь в долгие разговоры и открываюсь в них. Конечно, исключения всегда возможны.
— В какие периоды своей профессиональной и личной жизни Вы испытывали особую удовлетворенность собой и тем, что делаете? Когда испытывали неудовлетворенность и ожидали от себя большего?
— Удовлетворение чаще случалось в молодые годы. Выйдет книга – почти счастлив: удача! Успех! Но пройдёт какое-то время, перечитаешь старую повесть или роман – и с досадой коришь себя: Да разве можно было так ликовать – и здесь торопливость …И тут явно непрописанная как следует глава …И куда спешил! В эти годы подчас одной страницей доволен больше, чем в прежние годы – целой книгой. Но бывает и так, что чувство авторского удовлетворения не уходит: пока, например, я доволен своими книгами «Вечереет», «Cтрасти и искушения», «Пролёт теней», «Под сенью крыла» и «Летучее время» …Не знаю, что будет дальше: не исключено, что всё переменится – в личном, авторском восприятии.
— Отношения между мужчиной и женщиной в каком-то Вашем произведении напоминают Ваши отношения с женой?
— Иногда близкие тебе люди невольно обижаются, встретив в твоих книгах нечто схожее не только с их судьбой, но и внешние свои те или иные черты. Так случалось в том числе и с Софьей Андреевной-Толстой, которая говорила: «Лёвочка, мол, даже моё нижнее бельё описывает …». Но в этом у писателя трудная доля: он вынужден везде брать всё, что нужно ему для его книг, а кто ближе всех – да те, кто рядом… Без женщины нет никакой настоящей книги: что был бы Гончаров без Ольги Ильинской – не самой ли замечательной женщины русской литературы… Толстой…Тургенев… Да все, кто пишет. Я не беру в расчёт тех, кто умело приспособился к нынешнему времени и выпускает по роману в месяц, называя себя при этом писателями – при таком темпе, конечно, даже и хорошим ремесленником нельзя быть. Но и эти авторы – слава им, умеющим зарабатывать на жизнь себе и близким напичкивают свои книжки красотками, размазывают любовные приключения, вплоть до самых крайних степеней откровенности… Не знаю, как читатель, но некоторыми своими героинями я очень дорожу, однако называть их не буду – у каждого своё к ним отношение.
— Бывает ли Вам сейчас забавно вспомнить, каким вы были 20, 30, 40 лет назад?
— Сорок-пятьдесят лет назад я был очень наивным и добрым пареньком. Во многом это ушло. Но самое светлое в этом смысле и незабываемое время – четыре завершающих школьных года. Вот всматриваюсь в них сейчас и думаю: таким бы и остаться на всю жизнь …
— В чем состоит главная трудность в жизни людей, посвятивших себя творческому (какому-то одному) делу и оказавшемуся от него в зависимости?
— Главная трудность в писательском деле – необходимость отдавать себя ему полностью. Тут нельзя говорить себе: ничего, ещё успею! Не сделал сегодня – не сделаешь уже никогда.
— Что для Вас русский язык?
— Русский язык – это моя жизнь. И этим всё сказано. Вот как наш великий скульптор Сергей Конёнков – кстати, подписывавший все свои письма Сталину «…художник и русский пьяница», доживший тем не менее до девяноста с лишним лет – вот как этот человек говорил, что ему всегда снится всё, что связано с его делом, даже как его рука отсекает всё лишнее в камне – так и писателю снится слово, написанная фраза, абзац… Это уже в крови.
— Вы любите путешествовать. Вспомните что-нибудь интересное.
— Да. Путешествовать действительно люблю. Ездил не только по России, но и другим странам. Но однажды был день, это случилось несколько лет назад, когда я поднялся на селижаровскую телевышку и увидел с огромной высоты родную необозримую, показалось мне, землю. Это было великое чувство вечного слияния с этой землёй и полной небоязни жизни, пока есть эта земля. А она, верю, будет существовать вечно.
Беседовал Вячеслав СМИРНОВ.